Русалки

русалки
Когда утихнет в час рассветный
гроза за дальним перевалом.
Когда дождинок рой несметный,
в красе сольется небывалой
волшебной радуги…, на плесе,
реки сокрытой дальним бором,
звенит черед многоголосий,
певучим дивным перебором.
То, в свежести зари приветной
русалки водят хороводы,
прощаясь в радости с приметой
ушедшей в дали непогоды.
Об играх водяных красавиц
не раз от стариков я слышал.
Когда поднявши кверху палец
(чтоб значит поважнее вышло),
иной из мудрых, долгим сказом
вещал о живших в речке девах.
Да чуть подслеповатым глазом
косил по большей части влево,
как вроде будто бы страшился,
чтоб кто из пришлых не прознал,
как он поведать нам решился
о тайне, что один лишь знал.
В те сказы верить, кто неволит?
Никто, конечно. Только дивность,
у сердца сладострастной болью,
сужденью множества противясь,
зовет в чертог, где будто есть
от древней тайны хоть и кроха.
Где дня безрадостного днесь,
не в зарослях чертополоха
лежит привычно. Вот затем
мы, хоть и молча, верим в сказы.
Да пьем взахлеб неспешность тем,
что душу тешат всяким разом.
Засим и я, заслышав притчу
о волшебстве речных красавиц,
почуял вдруг, как страстно кличут
рассказы стариковских славиц
меня, не медля в путь пуститься,
да поглядеть своим лишь глазом….
Я в объясненьях, чтоб проститься
не тщился вовсе. Горькой фразой
напутствуя мою дорогу,
лишь старый дьякон загнусавил.
Но я в решениях не дрогнул.
Простился, да наказ оставил.
Что, мол, де, коль не выйдет с миром
мне воротиться в край по сроку,
пускай мою пропажу — пиром
отметит сход. Повинен року,
ступил я в даль лесных просторов,
не мудрствуя в иных избраньях
тропы. Чтоб в долгом или скором,
но, всё же, выпал час свиданья.

Оврагов, просек, мне не счислить,
как перечесть и встреч случайных
со зверем разным, днем лучистым,
да темной ночью. Где, лишь тайным
сквозит пространство до небес.
Но, я уж пожил. Да немалым….
Засим, хоть если б даже бес
зашелся б криком небывалым
стращать меня в лесной округе,
уж вряд ли б я свернул с пути.
Понятий недруги да други
в местах, где я решил идти
не сыщешь вовсе. Ход не странен.
Ведь люда нет в лесной глуши.
А зверь лесной лишь чтит старанье,
когда нежданно затрещит
сухая ветка – прочь стремиться.
Но не искать от лишней встречи.
Ведь только нам душой томиться
в неведенье ничуть не легче,
чем отыскать напастей ворох,
хоть и несущих только зло.
В исканьях праздных мы, что порох.
Да всякий раз, коль нам свезло,
мы станем кичиться потугой
да убеждать собранье пришлых,
что лишь удача нам подругой.
Мол, как желалось, так и вышло.

Отвлекся. Между тем – настало.
В один из дней поры весенней,
когда рассветом прорастало
слепое утро. В тихой сени
старинных древ открылась явь —
река, в безбрежном обрамленье
лесного царства. Божья Правь
творений дивных! Посрамленьем
сии красоты выступали
для множества, что люд творил.
Дела богов в земле ступали
величьем благостных мерил.
Вот где воистину — для сказов,
что небылью иль сказкой числят,
хранятся небеса в алмазах.
Ручьи с живой водою чистят
земную твердь. Несметность кладов
уж знаю точно, здесь и есть.
Хранима век ползучим гадом,
здесь в свитках спрятана и весть
о силищах, что равны сдюжить
хлад богатырского меча.
А над волною в стае вьюжит,
призывом радостным крича,
досель невиданная птица.
Я даже оробел немного.
Припал к ручью воды напиться,
да бросил посох на дорогу.
От странствий дальних притомился
мой дух теперь. Ведь час вечерний
в пространство свежестью пролился,
меняя белое на черный.
Уж в скорости трисветлый Ра,
в неспешном ходе, со значеньем
уйдет за гору. Луч играл
последних бликов послабленьем
в речной волне. Лесные духи
в обитель сумраки стелили.
Звенел сверчок, жужжали мухи….
Но душу мне теперь сверлили
лишь помыслы иных сложений.
И все — о том, зачем пришел
я в царство дивных положений,
да в верности ли я нашел
то место, где, быть может, станет
мне видеть хороводов праздник
красавиц нимф? Уж знаю, странен
для многих мой посыл проказник.
Но, я уж пояснял не разом,
что незадача серых дней
зовет порой потешить разум
от тайн, что ближе и родней
уж виденного, грешным делом,
столь раз, что и не счесть наверно.
Что всяк из вас душой и телом,
в желанье праведном да верном,
хотел бы рядом оказаться
со мной в тот срок у тихой речки.
Чтоб на мгновенье отказаться
от жизни, что подчас перечит
и здравости, и божьей воле.
Да…, впрочем, что там говорить.
Сколь ни скорби о тяжкой доле,
в словах ее не усмирить.

На глади всплески. Показалось?
Присел тихонечко под куст.
Плесканье эхом отозвалось,
но плес как прежде – тих, да пуст.
Камыш шуршит, как будто в споре
с порывом ветерка игривым.
По небу в сумрачном просторе
ползут вальяжно тучи-гривы.
Кудесник кедр качает кроной,
вздыхая в приближенье ночи.
Сорока ссорится с вороной,
что та, лишь о пустом пророчит.
Опять всплеснуло…. Тут же, смех.
Что перелив ручья по камню.
Проплыл над лесом старый стерх
под крик сносимый к упованью.
И вдруг…. Вскружило, зазвенело,
взметнуло в мириадах брызг,
сорвалось вскачь по всем пределам,
разбив чертог покоя вдрызг.
Нет, то не омут тяжко стонет,
не скрипы от старинных древ.
То, дальний плес в веселье тонет
в забавах дивных юных дев.
Все белокуры без изъяна.
Ланитами свежи, пригожи.
И сколь же граций в действе рьяном
в телах, в привычности, пусть схожих
с посадскими. Но как прекрасны,
да величавы жрицы речки.
Пытаться рассказать – напрасным….
Тут впору вспоминать о вечном.

Притих я. Даже, чуть дышу.
Страшусь нарушить ход веселья.
А в голове, лишь только шум,
как от щедрот хмельного зелья.
Но тут, пусть громко, но певуче:
«А ну, явись-ка перед взоры…!»
Как будто эхом в горных кручах.
Но, где те кручи, где те горы?
А то, что спрос ко мне направлен,
в сомненье я держать не мыслил.
И был тот спрос по силе равен,
что за спиной ружейный выстрел.
Встаю. Иду. Куда тут деться.
Ведь не бежать же без оглядки.
Хоть не пуглив я с малолетства,
со страхом не игрался в прятки,
да от беды иной не бегал,
но, все же, шествую с опаской.
И замерев у края брега,
иную мысль не чту напрасной,
что может, и пристанет мне
в бега пуститься от видений.
Чтоб в наступившем завтра дне
не числиться средь приведений.
«Кто ты, из сумерек пришедший
седой и странный господин?
Зачем за куст, в наш мир вошедши,
таишься ты…? Иль не один,
явился ты теперь без спроса
воззреть на добрые забавы?
Подсматривать купанье в росах —
худое дело. Не для славы!»
Вопросом молвила со смехом
одна из дев. Воссев на сланце,
да брызжа взором, что потехой,
стелилась телом, будто в танце.
А нежных ручек белой марью
все хороводила по кругу.
Из уст дразнящих киновари
приветы сыпала к подругам.
«Без помысла о злом, поверьте…»
Теперь уж я совсем без мысли:
«Один я здесь. Коль что…, проверьте.
И чтоб подсматривать — не мыслил….
Я…, лишь узнать. Верней, увидеть.
Ну, в общем…, убедиться лично.
Но, только — чтобы не обидеть.
Хоть верно знаю, неприлично
исподтишка глядеть на праздник.
Мне не сыскать в том оправданий…»
Я, как нашкодивший проказник,
вселил во взор печаль страданий.
«И что ж ты мыслил увидать?»
Речная дева смотрит строго.
Но в душу льется благодать,
как если б помечтав немного,
представить, будто ты – малец,
бежишь босой в лугов приволье,
с той верой, что не зрим конец
сему прекрасному раздолью.
«Узреть…, а если вы на свете…»
«Ну что, узрел…. Ступай теперь!
Смешны вы — взрослые…. Ведь дети,
уж больше ведают, поверь,
от всякого из вас, кто мыслит,
что быть не может потому лишь,
что Яви ход нельзя осмыслить
тем знаньем, где лишь мрак да тишь».

Чем мог я возразить в тот час?
Да вправе ль…. Молча повернулся.
Меж древ уныло волочась,
на прежний путь опять вернулся.
Обратный путь всегда короче.
Как не ряди, хоть в срок, хоть в версты.
Ведь торность нови не пророчит.
По ней ступать совсем уж просто.
Вернуться, делом, не из сложных.
Вот только жить-то дальше как?
Когда средь уверений ложных
всегда отыщется простак,
что вдаль уйдя, придет да молвит,
что все, что вымыслом считали,
лежит да далями безмолвий.
Что стоит лишь прийти в те дали,
как то, что знали — рухнет прахом.
И вдруг, нежданно, не таясь
поверим вопреки всем страхам
в ту явь, что раньше, лишь крестясь,
все гнали прочь от душ заблудших,
и не желали чтить как должно.
Что стали слишком в толках скучных
о непонятном осторожны.

Что мне осталось, спросит встречный,
когда вернусь к родным чертогам?
Остался дух от древа вечный.
Жар полдня, дальняя дорога.
Осталась на губах соленость.
Меж древ звенящие ручьи.
Хоть сладкая, но, утомленность.
Да блеск от рыбьей чешуи.

© Владимир Дмитриев

(Визитов на страницу 151. Ежедневно 1 )

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.