Он не жил по помойкам и не спал по подвалам.
Не куражил в попойках. Хоть не ел до отвала,
но и голод-стервятник не клевал его чрева.
Лишь потёртый запятник на ботинке, на левом,
для пытливого взора слыл приметной подсказкой:
что ни взбалмошным вздором, и ни доброю сказкой
путь дороги по жизни, для него не сложились.
Чаще больше в болотах те тропиночки вились,
где ступал он с опаской, ну… и с верой, наверно:
что не только лишь краской, серой, матово-скверной,
разрисовано в спешности всё, что видеть случалось.
Что былые погрешности, это, только лишь малость,
от того настоящего, разноцветного, чистого,
где-то в далях стоящего, в свете солнца лучистого.
А потом вдруг позвали. Нет, «позвали» не верно.
Уж скорее, призвали, будет правильно, верно.
Почтальонша в кудряшках протянула повестку,
бросив как-то неряшливо, но достаточно веско.
Мол, пора, дело срочным, не задерживай, мальчик.
И совсем, между прочим, тихо тронула пальчик
белизною сквозящий, где кольцу быть пристало
после маршей звучащих только в свадебных залах.
Дальше тоже по всякому…. Командиры, вагоны,
сплошь осенняя слякоть и пустые перроны.
Незнакомые местности. Жар пустыни и горы.
По притихшей окрестности молча рыскали своры
псов голодных и тощих, в рваных ранах да струпьях.
Ни посадки, ни рощицы. Лишь иссохшие прутья
от лозы виноградной, непонятно откуда,
и на стенке оградной: «Здесь, боец Барракуда…».
Воет ветер надрывом, в четверть роста окопы.
Диск луны над обрывом. Чуть заметные тропы.
И в сплошных непонятиях: за кого, и зачем…?
И за что в неприятелях, низкорослый чечен,
а вернее, чеченец, нынче вдруг оказался?
Вот, когда тот же немец на поход подвизался,
было ясным, понятным… оккупанты, захватчики.
Ну а здесь, среди слякоти, и мужчины, и мальчики….
Все свои. Из селений. Правда, видом чуть разные:
там, с жирами от лени, здесь, худые и грязные.
Выстрел. В серой безбрежности кто-то очень старается.
Видно снайпер с прилежностью ремеслом занимается.
Разве мало (подумалось), жизнь тех дров наломала.
Пандемии, инфляции…. Разве этого мало…?
Или жертвою истинной только кровь и сгодится?
Но ведь пели же, искренне, мол, совсем не водица.
Не успел разобраться, докопаться, домыслить,.
Или хоть постараться уберечься от мысли,
что для пули, для дуры, всё едино где метить.
Цвет неистово бурый, в полусонном рассвете,
на щеке возле глаза, проступил и расплылся.
И контекст парафраза, не случился, не сбылся…

Занимались рассветы. Догорали закаты.
Кто-то жил по приметам. Кто-то праздновал даты.
Где-то с верой глубокою. Где-то вовсе не верили.
Где-то суть – однобокою. Где-то истиной мерили.
Проживали и жили. Чаще больше, привычками.
А в эфирах кружили, всем теперь уж привычные,
страшных слов ураганы, трижды проклятой вестью:
«Высылайте «тюльпаны». Загружаем «груз двести»».

© Владимир Дмитриев