Присяду вот под этим кедром.
Уж полдень, время для привала.
Вокруг тайга — лесные недра
Шуршит малинник гривой алой
Ручей резвится в мягком звуке
За дальним кряжем зреют тучи
А птах лесной, печаль разлуки
шлет в буреломы горной кручи.
Высоко в небе мерным взмахом
парит орел, сторожа края.
Досель невиданным размахом
небесная лазурь играет
искрящим лучиком от солнца:
то, бросит в круговерть стремнины
средь вод реки, то, будто бронза,
блистает вроссыпь сквозь седины
по щекам скал. Хвала природе!
Чаруя дух, сердца пленяя
всем тем, кто дальним краем бродит,
она листвой своей роняет,
а может, стелет в добром знаке
ковры невиданных узоров.
Дубы, что старые казаки
незримой поступью дозоров
владенья стерегут привычно
В сей край, видать, не всякий вхож
Пичуга вновь…, горька да зычна
в страданье страстном, мол, не трожь,
не задевай струны заветной
В моей печали друга нет
Сама сыщу призыв ответный,
чтоб в песнь мою пролился свет.
Да где уж мне с пичугой спорить.
В дороге подустал с излишком.
Затерян я в лесном просторе
с одной лишь маленькой мыслишкой:
припасть к ручью, насытить влагой
ходьбой натруженные члены,
да среди древ, под сенью благой
возлечь на время в неге ленной.
Как благостна чащоб недвижность
в привычном к полдню расслабленье.
Зенит, хранящий неподвижность,
треножит действа в послабленье.
Поляна, колыбелью дивной….
Здесь ветры дарят дуновенья,
что равны страстью перелива
лишь девы рук прикосновеньям.
А, вот и еж. Ты что ж, дружище,
так среди трав неповоротен…?
Все бродишь да в усердье ищешь
посыл природных плодородий?
Занятье знатно…. Мать природа
для всех и вся гостинца дарит
Здесь есть для всякого народа
Вон…, даже среди черной гари
от прошлогодних злых пожаров,
возрос над слоем наносным,
влекущий взор зеленым жаром
росток молоденькой сосны.
Как, право, в измышленье верно:
хранить достоинство да щедрость.
Тот, кто придумал, уж наверно
узрел, что нищенство да бедность
в добре служить совсем не склонны
Что нет в них радости да смеха
Что там, лишь звуком монотонны,
печальны слезы чтут утехой.
Не место грусти. День ярится
Обносит мир теплом да светом
И лишь желаньем замириться
да слать на стороны приветом
душа наполнена до края
Волшебной ноткою прекрасной
музЫка тихая играет,
звуча меж древ тепло и страстно.
Уснул. Совсем не понял как…
Вот, только к камню привалился,
ослабил пояс на боках,
и будто напрочь провалился
в тишайший омут благострастья,
где нет ни звуков, ни картин.
Где верной стражей от напасти
лишь странный служит господин,
который и не виден глазу.
Но знаю точно, там он, там….
Следит, чтоб кто лихой не лазал
по добрым думам да мечтам.

Прослыло резким пробужденье.
Причина — явью перед взором
От сонной мысли порожденьем,
в иной бы срок, в решенье скором
я счел бы — то, как нынче вышло.
Но, не теперь. Не дальше края,
в поляны разнотравье пышном,
улыбкой на устах играя…
Не то, царевна? Верь, не верь.
Но, по нарядам – королевна.
А подле, всякий разный зверь
Вон, замер косолапый слева
А справа вертится волчком
плутовка рыжая лисица.
Знакомый еж — бочком, бочком,
поближе к девице мостится…
Мне в жизни поглядеть случалось
Чтоб на мякине провести,
уж редким делом получалось
для тех, кто волен был снести
все дело к шуткам да потехам.
Но тут, совсем иной расклад.
А помысел зудит прорехой
про то, напуган я, иль рад?
Покамест мыслил, да глазами
по кругу хоровод вертел
ну, в общем был при деле занят,
большущий филин прилетел,
да умостившись на суку,
к царевне, вроде как моргает
Как будто в тайном, старый плут,
ей что-то сделать предлагает.
Но дева, вовсе и не глядя,
вдруг повела рукой по кругу
И в тот же срок от дальней пади,
наполнив пением округу,
слетаться стали в одночасье
размером с мала до велика,
ватаги птиц. Я, в первом часе
узрел в пришествии великом
чудных знамений проявленье,
и в твердости сошелся в мысли,
что в прошлых днях сего явленья
хоронит время суть да смыслы.
Ах, как прекрасна в звуке нота
от тех хоров многоголосья!
Союз валторны до фагота
у сих певцов прощенья просит.
Не зря воистину в народе
лишь соловьиным назван братом
всяк тот, кто в песне благороден
да славен голосом богатым.

Стремится длань девицы к небу
и птичий хор примолк в мгновенье
Как шлем поклон земле да хлебу,
так красна дева в мановенье,
на благодарность не скупится,
на стороны лесного края
спешит глубоко поклонится,
как будто светом посылая.
Вот тут и мой черед приходит
Как будто над травой проплывши,
девица-свет ко мне подходит.
Уж видится, как щеки пышут
румяной свежестью от здравья.
А как иначе…? Дух лесной
лишь благость шлет от разнотравья.
И вид красот — не наносной,
не подрисован, иль подправлен,
как нынче меж людей ведется.
Когда лишь вид к добру исправлен,
а что не зримо, остается
пожухлым да кривым средь хворей.
И не испросишь ведь: зачем
мы с тем, что — данность, в вечном споре?
И равно в бурю утлый челн,
средь разгулявшей глупой страсти
так часто мечемся в исканьях
совсем не тех, что от напастей
но, большей частью, шлют страданья.

Девица молвит. Голос дивный,
что ручеек бежит по склону
струной пленяющей, игривой….
И мысли от блаженства стонут:
«Ты в помысле своем напутал,
но, лишь немногим, еле зримо….
То, верно, сладкий сон укутал
уж в слишком мягкие перины
твой разум. Я исправлю дело:
Душа лесов — таким наречьем
зовут меня во всех пределах
с тех давних пор, как трактом млечным
на землю снизошли в единстве
и жизнь, и вера, и любовь.
В их доброте и материнстве
взросла я, напитавши кровь
одним желаньем – твердь земную
украсить в радуги и звуки
что, всех кто мыслит не минуют,
воздав от благих дум поруки
для долгих лет и процветанья.
Как видишь, друг мой, не напрасным
теперь видны мои старанья,
хоть в этом уголке прекрасном»
Что мне ответить…? Будто хмелем
напитан сладострастьем слова,
ответом тщусь. А в лапах елей
чуть слышно возникает снова
волшебный хоровод мелодий.
Как будто сам Творец незримо
перстом по струнам лиры водит,
рождая звук неповторимый.
Излишне слово. В пояс деве
от сердца шлю поклон обратно.
А за спиною, в кедре-древе
протяжно, гулко, многократно,
подобно звону с колоколен,
плывет щемящий перезвон.
И я уж понимать не волен,
где в действе явь, а где же сон.

Так было. Хоть иной, конечно,
всё глупым вымыслом представит.
Но я прощу. Судить о вечном
лишь в злой потехе, не заставит
меня никто под этим небом
до той поры, покамест светит
из синих далей солнца свет.
Покамест добрым звуком метит
мне сердце песнь скворца, то нет,
да и не может быть, наверно,
порядков, где б чудесность действа
лишь только в сказках проявлялась.
Коль веришь исто, без затейства
Коль веришь…, ведь какая малость…?

© Владимир Дмитриев