Умер тиран. Вереницей толпа
шла за лафетом под скорбные марши.
Гроб кумачовый в цветах утопал.
Траурной лентою лацкан украшен.
Сгорблены плечи и слезы правдивы.
Души и мысли разорваны в клочья.
Только опричники в деле ретивы,
ищут по лицам подтекст, междустрочия….
Нет здесь подтекстов. Рабы бесталанны
в горестной туге — лишь видом казаться.
Только и склонны вынашивать планы
но, без хозяина чтоб оказаться….
Встали передние. Сзади толпа
всё пребывает, прессуя в бездумье
тех, кто недвижен, и кто уже пал….
Воздух наполненный криком, безумием.
Жертвенник, жертвенник! Люд на заклание
равно, что агнец безвольный ступает.
Ясность и толк в помутнённом сознании
место истерикам вдруг уступает.
Тянутся…, тянутся руки и лица.
Чтобы ещё, хоть бы раз, но увидеть….
В жарком порыве с покойником слиться,
хоть бы и в чём….
Полумрак в пирамиде.
Гроб установлен. Так было и прежде.
С той только разницей, что к фараону
входы от глаз укрывали прилежно,
не допуская к загробному трону.
Те, кто теперь… преуспели в обратном.
Немощь и тлен обратив в истуканов,
буквы развесив на входе парадном,
лживостью догм возведя в великанов,
глазу являют и денно и нощно,
сея в умах о величье да силе.
То, что на страхе — то вечно и прочно.
Да и привычней в насильственном стиле.

Кто-то воскликнул: «В рабах не рождаются!»
Мол, де, становятся но, не в желанности.
Ну, а всех тех, кто от снов пробуждаются
ждут лишь от бедствий и горестей данности.
Может и так. Только разве полегче
станет тебе или мне — в безысходности
молча брести по земному далече
массою серой тупой однородности?
Сказано гением: «Чтится в живых —
вовсе не значит в подвальчике стылом,
в драных подштанниках сохнуть в тиши,
мысля о завтрашнем… нищем, постылом».
Может быть стоит довериться мысли,
той, что всё больше считаем смешною
или безумной. Быть может все смыслы
в ней и таятся, и что-нибудь стоят?

© Владимир Дмитриев