Кто с ним не знался, не поверит.
Но может так оно и лучше,
когда схоронено в неверье,
и рок упрятан в странный случай.
Но посвященный в тайну муж
вещал лишь так для тех кто верил.
А слух, кругами стылых луж,
пространства тихим слогом мерил.
Среди парадов бледных звёзд,
под бархат генуэзской ночи,
отринув сладострастье грёз,
то действо дьявол напророчил.
В тот час привычный летний жар
вдруг пронизал парящий холод.
Во тьме возник слепящий шар
и чей-то глас: «Проснись… Николо!»
Со сна испуган, озадачен.
Глаза в усердье пальцем трёт.
Готов зайтись тотчас же плачем
решив, что это сумрак врёт.
Но нет. Под сенью детской спальни
застыл не призрак и не тень.
Лишь от прибоя рокот дальний
нёс в прошлое ушедший день.
«Не трусь, Николо. Нет причины.
Лишь слушай, что теперь скажу.
С рассветом я во мраке сгину.
Но прежде, в слове укажу
зачем пришёл в твой дом средь ночи.
Что предложу взамен души.
Насколько дар мой есть порочен
ты сам без ложности реши.
Я дам лишь то, о чём в моленьях
любой от музыки творящий.
Почёт и славу в поколеньях
посеет звук животворящий.
Умение рыдать и петь
оставишь для иных ты скрипок.
Тебе ж случится преуспеть
игру других зачислить в скрипы.
Твой дар причислят к колдовству
иль волхованью, как угодно….
Волшебным переливам струн
воздаст и чернь, и благородный.
— М а э с т р о, каково звучанье?
Сей титул будет жив в веках.
Заставит мир хранить молчанье,
тебя вознесши на руках.
Коль слог мой для тебя приветный,
и ты своё согласье дашь,
лишь только грянет луч рассветный
мы договор подпишем наш,
скрепив его лишь кровью алой.
Так водится, уж не взыщи.
Греха в том нет и доли малой.
Хоть в сатанинский ход подшит.

Сползает капля на перо
из рассечённой малой раны.
Заныло больно под ребром
от росчерка лишь в цвете странном.
Ложится на бумажный лист
под череду словесных линий,
венчая дьявольский релиз,
одно лишь слово… Паганини.

© Владимир Дмитриев