Сегодня разорвали круг.
Сказав, что круга больше нет.
Сегодня утром лучший друг,
не выключив в прихожей свет,
меня покинул. Не простившись,
не тратясь на словесный сор
(зачем-то вдруг перекрестившись),
привычно не вступая в спор,
махнул рукой и был таков.
А я, не в силах в это верить,
лишь слушал цокот каблуков,
застыв у нараспашку… двери.
Смешной и непонятной фразой
из памяти тот миг восстал,
где он по тишине размазал:
«Прости…. До чёртиков устал».
И всё. Три слова у виска
звучат посмертною запиской.
Пустое кресло в злой оскал
мне корчит рожу. Мокрый, слизкий
ползёт по телу холодок,
и пробирает плоть до дрожи.
Будильник – по судьбе ходок,
звучаньем, на набат похожим,
кроит пространство запустенья
на «до» и «после». По стене
в смешном кривлянье пляшут тени.
Лишь лик в окладе глух да нем.
Ещё не хлещет кровь из раны,
но потихонечку кровит
на сердце след потери рваный.
А капля пота, от брови
уже сползла, и на щеке
небритой, с горькою слезою
и боль, и страх в один букет
перемешав, нещадным зноем
жжёт кожу в пику глупой басне,
что будто бы мужик не плачет.
В том жаре безвозвратно гаснет,
что будто б скроен он иначе.

Круги друзей. Ведь говорили,
что нет надёжней этих уз?
Мол, в человечьей камарилье,
что в рукаве козырный туз
у новичка в игре с «кидалой»,
твой верный и надёжный друг.
Не всяким, мол, и долей малой,
дано иметь друзей, подруг.
А он ушёл. Как будто не был.
Ни раньше, ни, вот только что.
Нож на столе. От крошек хлебных
рассыпано. В завесу штор
сочится свет луны линялой.
Настенный толстый календарь
бесстрастным призрачным менялой
привычно обращает в гарь
оторванный неровно лист.
По комнатам крадётся ветер.
В саду, пернатый вокалист
коленца трели грустью метит.
Не знаю кто и как, но должен
придумать или сделать так,
чтоб был бы всякий миг положен
от жизни — на настрой и такт,
где б все мы на круги сходились.
Где б каждый был друг другу нужен.
И чтоб вовек не расходились
в круги потерь по стылым лужам.

© Владимир Дмитриев