Они умны, и звонят только ночью,
когда оглохший за день город спит.
Умаявшись в бездумном да порочном
ворочается, стонет и храпит.
Звон телефонный мучает пространство.
В настырности им явно не откажешь.
Глухая трель завидным постоянством
роднится разве лишь с шаманским ражем.
Снимаю. Голос. «Узнаёшь, приятель?
Да, да, ты не ошибся, это мы….
Как можешь спать? Ведь ты ж у нас ваятель.
Творящий, так сказать. И среди тьмы
творить, как сам сказал гораздо проще.
Хоть сонмы мыслей что не ходят строем
да слишком часто твой висок топорщат
и в ночь выписывать занятье не простое.
Мы, собственно, к тебе с одним вопросом.
Хотим узнать. Зачем тебе, всё это…?
Ты вправду веришь, будто вышел ростом,
чтоб без сомнений чтить себя поэтом?
С чего ты взял, смешной наивный малый,
что людям надобны логизмы рассуждений,
каких в твоём письме сквозит немало?
А эти странные потуги осуждений….
Акстись, любезный! Глянь-ка спозаранку:
да разве ж этот мир того желает,
чтоб видеть всякий раз свою изнанку
да разуметь, что скорбно пожинает
в беде и горе лишь свои плоды…?
Спросись хоть дев на паперти стоящих,
хоть знавших вкус лишь хлеба да воды:
каким другим чтоб числить настоящим,
предстать обязан? Вряд ли их ответ
заблещет мудростью от истинного знанья.
В родах людских о том понятья нет
с тех давних пор где спрос и притязанья
не жаждут слышать правильный ответ.
Послушай доброго совета. Брось. Не нужно.
Смешно и думать что в умах забрезжит свет
от искры высеченной рвением натужным
твоих сложений. Поразмысли трезво:
ты не Сократ и не Джордано Бруно.
Быть может было б более полезным
заняться делом не таким уж трудным?
Бывает всяко. Вдруг сойдёшь с ума.
И мир который видишь чёрно-белым,
где всякий раз тюрьма или сума
в историях не вписаны пробелом
покажется тебе прекрасным раем.
Лишь потому что в новый свой приют
пойдёшь противясь, но не выбирая.
Хоть в кандалы тебя не закуют,
но с той поры ты станешь только тенью.
Ну, может памятью, немногим кто читал.
Все мольбы и прошенья к провиденью
там станут стоить ровно… ничерта.
Да, да, ты прав. Палата номер шесть.
А ты не так уж глуп как нам казалось.
Коль нет удачи стричь с барана шерсть,
то гнать из стада — только и осталось»

Я рад был возразить. Но злой насмешкой
из трубки слышались короткие гудки.
Глухим фальцетом среди тьмы кромешной
гудели бьющиеся в стёкла мотыльки.
Вода на кухне падала из крана.
Зарницы след чертили в звёздной бездне.
В усталой мысли кровоточил раной
злой парафраз о «…было бы полезней».
И растворялась в тьме хрущёвской кельи
надежда, пусть с сомненьем пополам:
что долгожданный свет в конце тоннеля
— не вспышка выстрела на срезе у ствола.

© Владимир Дмитриев