О Фёдоре Кузьмиче


Может кто-то снесёт к сумасшествию
слишком странную дробь этих строк.
Ну а кто-то к смешным происшествиям,
в опасеньях нарушить порог
тот, который даёт дозволение
без зазрений судить о чужом,
отнесёт мою странность воззрений
и умение «лезть на рожон».
Ну, да ладно…, стезя не нова,
да и глупо рядить про пустое.
Я уж лучше поведаю вам,
как случилось мне долгим постоем
пребывать в отдалённом селении
за пределами сует столичных,
в нужд бесхитростных вечном сплетении,
где заботишься вовсе не личным,
а усердие правишь в решениях
за присущую званиям плату.
Доле малой, чтоб в тяжких лишениях
не бродить в лишаях да заплатах.

Ну-с, о деле…. Хоть двор постоялый
неприглядным по видам казался,
а хозяин за шторкой линялой,
в разговорах всё больше касался
тем пустых и совсем уж ненужных,
я не сетовал… экая дивность.
Ведь не вечностью службы да нужды….
Да и всем неудобствам в противность,
дух природный мне душеньку тешил.
Солнце красное ласкою грело.
А дворовый цепной — старый леший,
по листве, сплошь опалой да прелой,
всяким разом виляя хвостом,
мне навстречу спешил с громким лаем.
В баловстве незатейном, простом,
мне отвлечься от дел предлагая.
В тёплый вечер, под сенью прохлады,
что струилась от речки за полем,
под ветров бесконечных рулады,
мчащих шири бескрайней раздольем,
заявился на двор перехожий.
Хоть по видам весь бодр да удал,
было всё ж догадаться не сложно —
всяко разно с лихвой повидал
сей, с дорожной сумой, человече.
Хоть и поступи шаг, хоть и взор
был немалою долей отмечен
той раскраской, где ярок узор
что про опытность, зрелость вещает,
да про боли потерь и невзгоды.
Жизнь совсем уж не часто прощает
в незнакомые земли походы.

На завалинке только вдвоём,
задержались мы с ним, так уж вышло.
Поутру ждал неспешный подъем,
потому как ямщик — правя дышло,
что сломали на прежней постое,
лишь назавтра желал завершить.
Да и сказ мужичка того стоил,
чтоб не сильно хотелось спешить.

— Ты прости меня барин, конечно,
что тащусь, не спросясь, с разговором.
Я, признаюсь тебе, делом грешным,
свои речи за крепким затвором
придержу. Не спросившись, не лезу.
Но бывает и так, что нет мочи….
Псом, кусающим хвост свой облезлый,
чтоб с блохою навеки покончить,
я грызу свою мысль беспрестанно,
и не знаю, кто б мог мне помочь
в объясненье случайности странной,
что стряслась в позапрошлую ночь.
Я уж молвлю, а ты…, коль захочешь,
оборвёшь меня или прогонишь.
Слов тесьму сапогами растопчешь,
а назавтра, глядишь, и не вспомнишь.
Было так…. У реки за горою,
где из брёвен стоит переправа,
зорькой тихой, вечерней порою
я присел на душистые травы
чтобы, значит, поправить одёжу.
Сбились лапти, скрутились онучи….
Знал бы раньше, то было б надёжней
у села провожать солнца лучик.
Шевельнулись кусты за спиною.
Тихий шаг, с хрипотцою дыханье…?
Чей-то образ застыл надо мною.
Я, как пойманный лещ на кукане,
весь напрягся, и мыслю не в шутку:
дело к ночи, пустырь, я один….
Нет, не то, чтобы очень уж жутко,
но ведь кто-то молчит позади…?
Пришлый чуть отступил, и присел,
прямо рядышком, в локте, не боле.
Дном ладони провёл по росе,
поглядел на речное раздолье,
лишь потом обернулся ко мне:
— Здравствуй в мире, простой человече! —
Не скажу, чтобы сразу, ан… нет,
но в душе как-то стало полегче.
— Погляжу, что намаялся в жизни,
а с путей, что наметил, не сходишь.
Не снеси мой вопрос к укоризне:
То, что ищешь, хоть где-то находишь? –

— Знаешь, барин, я вмиг растерялся.
Огорошил меня, как мальчишку.
Нет, не то, чтоб совсем потерялся
от вопроса мой скудный умишко,
но признаюсь, в молчанье глубоком
пребывал я достаточным сроком.
А пришелец, на травушку боком
умостился, и зыркает оком
большей частью в бескрайние дали.
Что там ищет, а кто ж его знает?
По всему…, и его помотали —
пыль дорог да распутица злая.
Подсобрался я с духом, и молвил:
мол, брожу я почти с малолетства.
То, видать, моё сердце неволит
от цыганского корня наследство.
Мол, милей мне дубравы и рощи,
ширь полей и речные просторы,
где волна у песчаника ропщет
в споре с ветром ретивым да скорым.
Может, это и есть — что ищу?!
Хоть вернее, уж вряд ли, отвечу,
но, лишь знаю…, себе не прощу,
коли сиднем у тёпленькой печки,
буду косточки греть да молиться,
чтоб послало мне небо здоровья.
Свежих вод из ковша не напиться
Счастье сидня, то счастье коровье.
Веришь барин, а он… рассмеялся.
Беспрерывно, заливисто, громко.
И ничуть он меня не стеснялся,
лишь следил за далёкою кромкой,
где луч солнца скрывался от глаз,
уступая гонцам тёмной ночи.
Видно вся череда моих фраз
незнакомцу понравилась очень,
потому как он встал и сказал:
— И в несчастье случается счастье.
Сам не зная, ты мне указал,
объяснил, можно молвить, отчасти,
что совсем не в дворцах да палатах
жизнь припрятала ключик от счастья.
Что в лаптях, в репьяхах да в заплатах
можно жить его целым и частью. –

— Так он, барин, заумно ответил,
что в моём черепке завертелось,
равно вставший султанами ветер,
то желанье, где очень хотелось
дозволенья просить к разъясненью.
Но на деле не смог, не решился.
Так, тот ласковый вечер осенний
непонятность фраз разрешился.
Да…, ещё одна малость случилась,
когда свидел пришельца поближе.
Больно схож он на царскую милость.
В стати рабской стезёй не унижен,
спину держит прямее, чем девица,
что желает понравиться шибко.
Может, барин, всё это безделица,
и те схожести тоже в ошибках…?!
Он ведь мне чуть позднее назвался.
Мол, по батюшке звать – Кузьмичём.
Фёдор он, как и я, оказался…,
но сравнения здесь, ни при чём.
Так что, вишь, заплутал я чуток
в разговорах скитальца о счастье.
Ты вот, барин, по видам, знаток,
может, примешь в ответах участье?

Промолчал я. Плечами пожал,
вроде как перед ним извиняясь,
и всё так же молчать продолжал,
выраженьем лица не меняясь.
Хоть и знал, кого встретил случайно,
этот милый, простой человек.
Той, досель неразгаданной тайной,
будут жить не один только век.
Как же точно мужик угадал
в чужаке венценосного, право.
Уж наверно немало б отдал
я, чтоб тоже у той переправы
быть, когда повстречались они.
Я ведь понял к чему царь подметил,
заключив, что счастливые дни
не в дворцовых величий примете.
Нет, не то, что, мужик бы не понял,
если б я пожелал объясниться.
Ровня он мне, иль вовсе не ровня,
но в ночи лишь своё только снится
всем и вся в этой грешной земле.
Да и суд наш с одной колокольни —
где лишь сами сидим много лет,
и вершим — лишь бы было не больно.

Вот, такая она – пастораль,
что скорей не стряслась, а случилась.
Не про Ларчик Чудес иль Грааль,
и совсем не про царскую милость.
А лишь рыщущей мысли потуга
докопаться до истины счастья.
Обойти злую замкнутость круга,
где всё чаще, то гром, то ненастье….

© Владимир Дмитриев

(Визитов на страницу 67. Ежедневно 1 )