А знаешь…, ты наверно интересен
в рассказе, в знании и пониманье дел.
Но если честно, чужды звуки песен
твоих для мира. Ведь иной удел
влачит он по угару «повседневность».
Какие принципы, высокий слог. Уймись.
Лишь раздраженье, где-то даже гневность
шлёт твой пассаж. На круг поворотись.
Кому захочется бренчать теперь на струнах,
которых половина – рваных в хлам?
С тем, что осталось, сладить нынче трудно,
а ты выискиваешь то, что по углам
давно разбросано и напрочь позабыто.
Не суетись и не потей над строчкой.
Мир нынче полнится покупкой или сбытом,
на всём оставшемся давно поставив точку.
Приличья, руку женщине подать,
букет, признания, стихи…, какая проза.
Она ведь тоже мыслит отгадать –
ты к ней на «бентли» или паровозом…?
Постой молчком. В причинах не копайся.
Они давно известны, только проку…?
Ты там за ширмой вникнуть постарайся,
что нынче молятся — и Богу, и пороку
почти что с одинаковым усердьем.
Такая, знаешь ли, в приоритетах «фишка»
в миру, где помнящих о сути милосердья
относят к тем, кто от ума — не слишком….
Ты лучше попотей над рассужденьем –
где взять дешевле, а продать дороже.
Запомни, истиной от горьких наблюдений
не их, а лишь свои ты скорби множишь.

Он как бы, между прочим, обронил
свой монолог, и встал спиной напротив.
Вечерний сумрак тихо хоронил
остаток синевы на небосводе.
Ночь пробиралась в тишину бульвара,
выбрасывая тьму из переулков.
Лишь издали, слетев с веранды бара,
неслась мелодия, звуча не к месту гулко.
Я не ответил. Да и вряд ли нужен
был мой ответ тому, кто без сомненья
определял желания и нужды
не одного людского поколенья.
Хотя, по совести, а в чём же он не прав,
я не сумел, признаюсь, разобраться.
А скрежет голоса и поздняя пора
не слыли поводом ни драться, ни ругаться.

© Владимир Дмитриев