Печальный демон реет тенью
средь зерен-звезд в молчанье ночи.
Не пожеланьем, но веленьем
чередность лиходейств пророчит.
Крылом луны слегка коснувшись,
играет будто злой шутихой,
с младенцем, что едва проснувшись
глядит на небо в неге тихой.
Младенец вежд не щуря в страхе,
на пляски демона взирает.
В лоскут смирительной рубахи
зажат надежно. Лишь играет
под пеленаньем пальцев рядом
да ножкою сучит невольно.
И плещет, плещет ясным взглядом
в небес чернеющих приволье.

На лик младенца зрит устало
печальный демон, и с улыбкой,
чумным подобием оскала,
с надеждой, пусть пока что зыбкой,
в своем мечтанье отмечает,
что скоро жертвенной овцою
от мира, что дитя встречает,
прибудет с утренней росою
в его владенье как награда,
как откуп за дела мирские,
сие прекраснейшее чадо,
и в кой то раз в безвестье сгинет
из душ в незнании блудящих
движенье страстного порыва:
из темных, мутных вод бурлящих
сыскать пути не на обрывы,
но к свету солнца да к прозренью
в познанье истины великой.
От тягот горьких — к избавленью
от жизни серой да безликой.

Младенец смотрит. Демон реет.
Хранит молчанье мирозданье.
Восток рассветной ранью зреет.
Сегодня, с большим опозданьем…?

© Владимир Дмитриев