На первый-второй, рассчитайсь! И они рассчитались.
В колону по двое безропотно к краю ступили.
Над крышами в тучах огромные птицы метались.
И капли дождя зачерствелую землю кропили.
Потом им сказали раздеться. И так же безвольно
они раздевались, и даже тихонько шутили:
мол, если от пули, то будет не так уж и больно.
А те, кто напротив…, зачем-то глаза воротили.
Звучал чей-то голос. Негромкий и сбивчивый очень.
Слова долетали обрывками, комканой фразой.
Неровная вязь из поспешно написанных строчек
до слуха и мысли порой доходила не сразу.
Затворы щелчками. Дослать из патронника пулю
секундное дело. У этих… сноровка привычна.
А парень, что с краю, он кукиш, по-нашему дулю,
зачем-то сложил, да совсем уж по детскому, зычно
заплакал навзрыд, и в бессилии сполз на коленки,
водя по щеке перемазанной в глине ладошкой.
Начальник в реглане, стоявший поодаль у стенки,
махнул безразлично зажатою в пальцах картошкой….
И нет юнкеров. Белобрысых, безусых мальчишек.
Птенцов желторотиков сброшенных наземь из гнёзд.
Потише, прошу вас сударыня, плачьте потише.
А впрочем, простите…. Не стоит стыдиться вам слёз,
по мальчикам русским, убитым за то, что, лишь были.
Что верой и правдой отчизне служить присягали.
За то, что честны. Что горды. И, что страстно любили
России бескрайней ветрами продутые дали.
Забудем, наверно?! Царей, всё же как-то привычней.
И как-то удобней, при нынешних бешеных ритмах.
А память о душах всё больше к забвенью добычей
отослана нами. И вовсе не числится в примах.

© Владимир Дмитриев