Кто-то выключил свет, плотно двери прикрыв,
со двора подперев их поленом.
За березовой просекой в чащах, в надрыв,
полня жуткою страстью колена,
взвыли волки, собравшись не стаей, гурьбою.
А притихшее в норах лесное зверьё,
чутко внемля инстинкту и дикому вою,
понимало и верило — песня не врёт.
Если волки все вместе, то значит, беда.
Если хором до хрипа, то значит, большая.
Так вело себя серое племя всегда
дату чёрную воем своим оглашая.
Всё потела росой и молчала округа,
лишь костер до конца беззаботно резвился,
когда сдвинулись оси, порвалась подпруга,
а рассвет, обернувшись закатом, взбесился.
Пало небо на землю раскатами грома.
Брызнул дождь бесконечность огненной лавы.
Пепел в цвет белены и потёртого хрома,
был в тот миг среди яви, пожалуй, что главным.
Закипала водица в озёрах да реках,
а волна в океанах над валом девятым
насмехаясь и пенясь на крик человека,
оставляя по следу лишь рыжие пятна,
прорывалась на суши круша и калеча
всё, что прежде в наивности числилось в твердях.
И тому в этот миг было проще и легче,
кто, на то, чтобы выжить не тратил усердья.

Всадник-вестник не трогал седьмую печать.
Он и первые шесть без вниманья оставил.
Он лишь право за землю во всём отвечать,
по ошибке, людскому уму предоставил.

© Владимир Дмитриев